ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РФ

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ГРАЖДАНСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РФ

Майшев Сергей Евгеньевич

Назарова Мария Геннадьевна

Халина Мария Васильевна

Шахназарян Татьяна Григорьевна

Введение

Гражданское право России является одной из ведущих отраслей в системе отечественного права. Процесс обновления гражданского законодательства, целью которого является внесение важных и необходимых законодательных изменений, должно происходить системно. Сегодня осуществляется реформирование российского гражданского законодательства, в результате чего обозначился ряд тенденций его дальнейшего развития, которые нуждаются в научном осмыслении.

Среди многих правовых вопросов, одним едва ли не самым дискуссионным является вопрос по регулированию гражданско-правовых отношения в период вирусной угрозы. Согласно Концепции развития гражданского законодательства [17], стабильность регулирования и устойчивость гражданско-правовых отношений требуют сохранения основополагающей роли Гражданского кодекса РФ (далее - ГК РФ) [1] в системе гражданского законодательства и бережного сохранения на будущее большинства его норм. В данном контексте, стоит отметить, что ГК РФ прошел достаточную проверку временем, практикой применения и доктринальной оценкой. Однако, пандемия, вызванная распространением коронавируса COVID-19 и официально объявленная 11 марта 2020 года на мировом уровне, испытала, в очередной раз, практичность норм гражданского законодательства.

В настоящее время, в условиях жестких ограничений на передвижение, социальные контакты и доступ к общественным местам, и, вместе с тем, активным развитием информационных технологий,  тенденции цивильного права приобрели специфическую особенность. Новые условия, обширная практика применения гражданского законодательства судами показала, что многие положения ГК РФ нуждаются в дополнениях и детализации, отсутствие которых не может быть восполнено судебным толкованием. Так, недостаточную для новых условий завершенность в законе имеет институт возмездного оказания услуг.

Кроме того, распространение COVID-19 пришлось на активную фазу процесса цифровизации, повлияв на ускорения реализации накопленного потенциала использования цифровых технологий. В связи с этим, гражданское право как отрасль права, не может игнорировать стремительное развитие новых технологий, с учетом того, что  в целом ГК РФ продолжает сохранять значение стержневого акта в части регулирования гражданско-правовых отношений.

1. Гражданско-правовые отношения в период вирусной угрозы

В декабре 2019 года информационные агентства облетела новость о короновирусе в китайской провинции Хубэй, с которой и началась современная пандемия COVID-19. Последствия пандемии еще только предстоит оценить, как, собственно, и пережить саму пандемию. Беспрецедентные меры, принятые во многих государствах мира с целью преодоления ее последствий позволяют предположить, что пандемия будет способствовать изменению многих общественных отношений.

Пандемия девальвировала серьезный пласт политической риторики, касающийся уважения и защиты прав граждан, легитимности власти, пропаганды демократических ценностей, глобализационного переустройства политической арены мира. Вирус игнорировал общепризнанные ценности человеческой цивилизации и принципы международного права, демонстрируя, что жесткие политические режимы справляются с болезнетворной угрозой быстрее и эффективнее, в то время как демократии терпели крах. Очевидно переоцененное smart-регyлирование в современном исполнении также не оправдало ожиданий, продемонстрировав массовые нарушения прав людей, отказ от традиционных постулатов системности и полноты регулирования, непродуманные процедуры, необеспеченные ответственностью предписания и привлечение к ответственности без вины и без соблюдения законной процедуры.

В западных государствах случился реальный политико-правовой коллапс, вызванный неспособностью развитых демократических государственных структур справляться с кризисной ситуацией. Причем кризисная ситуация была серьезно катализирована тем, что основа западной демократии - свобода слова и выражения собственного мнения - стал «подрывной бомбой» в сложившихся условиях. Вирус, который на Востоке (Китай, Япония), благодаря жесткой дисциплине и ментальной уверенности граждан в необходимости следовать властным велениям, какими бы неразумными они ни казались, остался лишь медико-биологическим, на Западе превратился в политическое явление.

Нельзя не согласиться с профессором Грили, который, открывая спецвыпуск авторитетного западного журнала Journal of Law and the Biosciences, посвященный специально коронавирусу и его «урокам», констатирует: «Да, пандемия несправедлива. Общества должны выучить уроки и изменить что-то, возможно, произвести серьезные изменения» [12].

Если проанализировать статистические данные по количеству зараженных коронавирусом в разных странах, то можно увидеть, что первые места в этом антирейтинге занимают государства с демократическим политическим режимом, в то время как страны с повышенным уровнем контроля со стороны государства располагаются в списке гораздо ниже. Введение жестких регулятивно-управленческих режимов оказывается единственной эффективной практикой, продемонстрированной западными демократиями в ходе борьбы с пандемией, причем под жестким регулированием понимается в первую очередь отказ от либеральных прав и свобод человека. При этом «ни одна западная демократия даже отдаленно не приблизилась по успехам в борьбе с эпидемией к Китаю» [10].

Ковидные ограничения вызвали серьезное недовольство. Согласно социологическим опросам и публикациям в СМИ население оценивало принимаемые меры как чрезмерные, формально-бюрократические, несвоевременные и подрывающие экономическое благосостояние граждан [32]. Российская ситуация по типу реакции населения ближе к европейской. К тому же нужно понимать, что подрастающее поколение в России традиционно отличается низким уровнем доверия к публичным политическим институтам, а потому смотрит на управление через призму повсеместного ограничения прав. Молодежь действительно обеспокоена зарождающейся тенденцией цифрового тоталитаризма. В социальных сетях и до пандемии поднимались темы ограничения политической конкуренции и свободы СМИ, блокировки неугодных сайтов, развития суверенного Интернета, вмешательства государства в личную жизнь граждан посредством контроля различных мессенджеров.

Пандемия подтвердила опасения ученых, говоривших о том, что в условиях цифровизации господство закона может стать фактором, тормозящим развитие новых отношений в цифровой среде и снижающим эффективность правового регулирования. Особенности закона таковы, что не предполагают его оперативного изменения в случае трансформации предмета регулирования.

С точки зрения общественного мнения российский опыт правового регулирования в условиях борьбы с пандемией нельзя признать удачным (несмотря на итоговую эффективность противоэпидемиологических мер). Весной 2020-го года для юристов казалось очевидным, что, когда шок спадет, миру явится шквал юридических разбирательств «задним числом» и постфактум, касающихся нарушаемых прав, игнорирования положений закона, оспаривания документов.

21 апреля 2020 г. Верховный Суд РФ утвердил Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19), которым, среди прочего, были урегулированы вопросы привлечения к административной ответственности за нарушения правил поведения в условиях режима повышенной готовности [23]. Уже 30 апреля 2020 г. появился второй «коронавирусный» обзор практики. В итоге сложилась необычная для нашей правовой системы ситуация, когда не обзоры были написаны со ссылкой на практику, а практика начала формироваться со ссылкой на обзор [13]. Формально обзоры сняли многие процедурные и прикладные вопросы правоприменения в условиях ограничительных мер (признание ограничений форс-мажором, определение гражданско-правовых и процессуальных сроков, статус нерабочих дней и многое другое). В том числе разрешили коллизию с привлечением к административной ответственности по ст. 20.6.1 («Невыполнение правил поведения при чрезвычайной ситуации или угрозе ее возникновения») и ст. 6.3 («Нарушение законодательства в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения») КоАП РФ, практика по которым была не единообразной и порождала множество жалоб. Введенная с 1 апреля 2020 г. для обеспечения противопандемических мер статья 20.6.1 содержала очень высокие штрафные санкции и очень обобщенные формулировки.

При всем этом Верховный Суд обошел вниманием все спорные моменты, касающиеся конституционности, правомерности и легитимности введения ограничительных мер; компетенции глав субъектов федерации на их установление; ограничений конституционной свободы передвижения, введения дополнительных, не установленных федеральными законами, обязанностей граждан; избыточности требуемых с граждан персональных данных и небезопасности их обработки; резкого снижения уровня правовых гарантий и защищенности населения; неопределенного и беспрецедентного статуса рекомендательных и информационных документов Роспотребнадзора, которые использовались в качестве нормативного обоснования любых действий властей.

Точку поставил Конституционный Суд РФ Постановлением от 25 декабря 2020 г. № 49-П [28]. Протвинский городской суд Московской области попросил проверить конституционность подп. 3 п. 5 постановления губернатора Московской области от 12 марта № 108-ПГ «О введении в Московской области режима повышенной готовности для органов управления и сил Московской области системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций и некоторых мерах по предотвращению распространения новой коронавирусной инфекции (COVlD-2019) на территории Московской области», ограничивающих, по мнению суда, право граждан на свободу передвижения.

В документе Суд подробно излагает нормы Конституции и федеральных законов, исходя из которых ограничение свободы передвижения и иных конституционных прав граждан должно производиться законодательными актами федерального уровня, а также положения о том, что законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации не могут противоречить федеральным законам, принятым по предметам ведения Российской Федерации и предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, - то есть фактически повторяет доводы, кто считает противопандемические ограничения в России процедурно и содержательно неконституционными. Однако после этого Суд приходит к выводу о том, что оспариваемое положение Постановления Губернатора Московской области не противоречит Конституции Российской Федерации. Доводы следующие:

а) введение ограничений по своему конституционно значимому предназначению и сути было продиктовано объективной необходимостью оперативного реагирования на экстраординарную (беспрецедентную) опасность распространения коронавирусной инфекции (COVID-2019);

б) вводимые меры не носили характера абсолютного запрета, допуская возможность перемещения граждан при наличии уважительных обстоятельств;

в) вводимые меры были кратковременными, а возможность их установления получила своевременное подтверждение в федеральном законодательстве.

Постановление использует непривычную для легистски ориентированной правовой системы России аргументацию, например, говорит об общих федеральных правовых ориентирах, содержащихся в законодательстве о чрезвычайных ситуациях; соразмерности ограничений свободы передвижения; оперативном (опережающем) правовом регулирование субъекта Федерации, которое не может быть признано «в конкретно-исторической ситуации противоправным и противоречащим положениям Конституции Российской Федерации» (п. 3.2).

Мнение Конституционного Суда фактически легитимировало «опережающее правовое регулирование» периода пандемии, отодвинув на задний план классический правовой принцип недопустимости противопоставления законности и целесообразности. Ученые довольно спокойно восприняли обострение конфликта законности и целесообразности в правовом регулировании, рассматривая это как естественную характеристику периода смены правовых циклов. С такой точки зрения противовирусное законодательство является циклическим правовым массивом и имеет свою логику развития и свои пределы допустимого.

Говоря о гражданско-правовых отношения, необходимо отметить следующее. Ситуация, возникшая в связи с распространением коронавируса, прямо влияет на возможность надлежащего исполнения обязательств. Она создает условия для того, чтобы исполнение обязательств, возникших из договоров, было поставлено под угрозу. Эта ситуация - «столь чрезвычайное явление, что, даже будучи предвидимой, не может быть предотвращена [24]. Причем она является таковой вне зависимости от того, признана она каким-либо органом власти или не признана. Говоря иначе, это - классический случай непреодолимой силы.

Институт освобождения должника от ответственности при наличии обстоятельств непреодолимой силы существовал уже в классическом римском праве. В тот период ответственность должника за неисполнение договорных обязательств определялась объективно: обязанность возместить ущерб наступала без выяснения причин, по которым произошло неисполнение, т. е. вне зависимости от того, имела место быть вина должника или действовала непреодолимая сила. Позднее принцип объективной ответственности должника был заменен принципом его субъективной ответственности. Если должник не был виновен в неисполнении договорного обязательства, т.е. всемерно заботился о взятых на себя обязательствах, то он освобождался от ответственности. Неисполнение же обязательства приписывалось действиям непреодолимых сил (vis major). Под ними понимались все непредвиденные и недоступные предвидению обстоятельства, последствия ш которых невозможно было устранить, даже если бы их можно было предвидеть [30].

Положения римского права о том, что невозможное не может быть обязательством, перешли практически во все континентальные системы права. Например, в ст. 1148 ГК Франции установлено, что нет основания для взыскания каких-либо убытков, если вследствие непреодолимой силы или случайного события должник встретил препятствие к тому, чтобы дать или сделать то, что обязан, или сделал то, что ему было воспрещено. Право ФРГ устанавливало принцип, по которому В невозможность исполнения вследствие наступления обстоятельств непреодолимой силы исключает ответственность должника (должник освобождается от исполнения обязательства, если оно стало невозможным по обстоятельствам, за которые он не отвечает и которые наступили после возникновения обязательства) [26]. На этих же позициях основывалось и русское право.

В соответствии с ч. 1 ст. 644 т. X Свода законов Российской империи не подлежали вознаграждению вред и убытки, происшедшие от деяния случайного, учиненного не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего неосторожности. В то же время гражданское законодательство того времени возлагало на лицо безусловную ответственность за любые обстоятельства, включая случай и непреодолимую силу. Так, в ст. 1536 Свода законов гражданских было закреплено положение о том, что договоры «должны быть исполняемы по точному оных разуму, не уважая побочных обстоятельств и не взирая ни на каких особ» [8]. Указанное положение подвергалось критике российскими дореволюционными юристами как не соответствующее идее справедливости [7].

В доктрине русского дореволюционного гражданского права высказывались различные мнения о понятии «непреодолимая сила». Так, Г.Ф. Шершеневич понимал под ней «...событие, действие которого нельзя было ни предугадать, ни предотвратить никакой предусмотрительностью, никакими затратами» [33]. По выражению Д.И. Мейера, непреодолимая сила - это «случайность высшей категории, никакими средствами неотвратимая» [20]. Более подробно характеризовал обстоятельства непреодолимой силы К.П. Победоносцев. Он отмечал, что «понятие о вине и ответственности за неисполнение устраняется, когда причиною невыполнения было обстоятельство внешнее, не зависевшее от личной воли и сделавшее исполнение физически или юридически невозможным. Разумеется, такая невозможность должна относиться к предмету исполнения (должна носить объективный характер), а не к личным только обстоятельствам обязанного» [27].

Непреодолимая сила занимает одно из значимых мест в ряду обстоятельств, освобождающих должника от ответственности за нарушение договорного обязательства. Легальное определение обстоятельств непреодолимой силы закреплено в п. 3 ст. 401 ГК РФ в целях установления границ ответственности, наступающей независимо от вины. Согласно данной норме, «если иное не предусмотрено законом или договором, лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы, то есть чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств».

Наличие легального определения указанного понятия качественно отличает российское гражданское законодательство от гражданского законодательства ряда стран, не закрепивших его в своих нормативных текстах. Так, нет этого понятия во Французском гражданском кодексе (ст. 1148), в Германском гражданском уложении (§ 206, § 651 j Abs. 1, § 676 b Abs. 4, § 701 Abs. 3), Германском торговом уложении (§ 734). В английском праве сама возможность освобождения сторон договора от его исполнения долгое время отрицалась. Данный принцип был сформулирован в 1647 г. в решении по делу «Paradine vs Jane» [25]. Однако доктрина «абсолютной ответственности» корректировалась правилом о том, что в договоре могут быть предусмотрены условия, освобождающие от исполнения или ограничивающие ответственность.

О понятии «непреодолимая сила» говорится также в международном частном праве и в международном публичном праве. Примером первого является ст. 79 Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров (Вена, 11 апреля 1980 г.), в п. 1 которой указано: «Сторона не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств, если докажет, что оно было вызвано препятствием вне ее контроля и что от нее нельзя было разумно ожидать принятия этого препятствия в расчет при заключении договора либо избежания или преодоления этого препятствия или его последствий» [15]. Как видно из содержания данного пункта, понятие «непреодолимая сила» в нем напрямую не закреплено. Между тем в доктринальном комментарии к Конвенции по этому поводу сказано, что «в понятие освобождения от ответственности по существу входят те же элементы, которые традиционно образуют понятие непреодолимой силы» [11]. Нельзя исключить, что органы международной юрисдикции намеренно избегают закрепления понятия «непреодолимая сила», а, соответственно, и признаков чрезвычайности, исключительности, сопутствующих этому определению. Можно предположить, что тем самым правоприменителю предоставляется больше свободы в определении обстоятельств, освобождающих должника от ответственности.

В общем смысле под «непреодолимой силой» принято понимать чрезвычайные и непредотвратимые при данных условиях обстоятельства. Непреодолимая сила и форс-мажор - явления с чёткой взаимосвязью, представляющие собой компоненты общего условия - условия исключения ответственности. В то же время форс-мажор чаще характерен для регуляции международного права, а непреодолимая сила - императивное основание исключения ответственности, предусмотренное российским законодателем.

Непреодолимую силу можно определить как внешнее неотвратимо наступившее чрезвычайное (независимо от предвидения) при данных условиях обстоятельство, последствия которого делают исполнение договорного обязательства абсолютно невозможным либо своим воздействием вызывают причинение вреда независимо от деятельности лица. В то же время, не допускается ссылаться на обстоятельства непреодолимой силы, если лицо не предупредило или не ликвидировало последствия, предприняв все доступные для него (и других лиц, ведущих подобную или аналогичную деятельность в идентичных условиях), меры заботливости и осмотрительности.

Стоит раскрыть основные признаки непреодолимой силы, т.е. те признаки, которые лежат в основе определения самого понятия. Так, чрезвычайность являет собой неординарный и внезапный (независимо от предположений и предсказуемости) характер обстоятельств, которые оказывают существенное влияние на деятельность лица. Если углубленно изучить признак неотвратимости, то можно сделать вывод, что из него можно выделить два компонента - неотвратимость наступления обстоятельств и невозможность устранения последствий данных обстоятельств. Анализ невозможности устранения последствий объективно покажет соразмерность мер, предпринятых лицом для устранения последствий в целях недопущения срыва исполнения обязательств, или причинения вреда. К сожалению, гражданское законодательство и цивилистическая доктрина не проводят разграничение данных составляющих признака неотвратимости, что часто приводит к тому, что на практике выносятся необоснованные решения: когда лицо, пытаясь выполнить обязательство добросовестно предпринимало меры по предупреждению и ликвидации последствий, но понесло ответственность и, наоборот, когда лицо должным образом не проявило добросовестность, но ответственности не подверглось, избежав её.

Признак относительности указывает на то, что (при данных условиях) возможность квалифицировать любые обстоятельства как непреодолимые зависит от того, какими возможностями обладает конкретное лицо, в конкретных условиях времени и места, иными словами, от уровня научного и технологического развития, от общей характеристики обстановки. Широко подвергается критике в сообществе юристов признак непредвидимости. В случае, когда данный признак применяется на практике, зачастую происходит необоснованное избежание ответственности стороной, не исполнившей обязательства либо причинившей ущерб. Многие зарубежные авторы подчёркивают, что в случае, когда данному признаку придаётся большое значение, это приводит к смешению непреодолимой силы с иными похожими правовыми явлениями (например, с экономическими потрясениями), а также к снижению важности признака непредотвратимости. При оценке признака внешнего характера стоит выделить, что все обстоятельства непреодолимой силы характеризуются этим признаком, в то же время, не стоит переоценивать его значимость, поскольку многие гражданско-правовые случаи («казусы»), являются внешними.

Феномен непреодолимой силы в гражданском праве представляет большой научный и практический интерес, выражающийся в необходимости исследования наличия признаков непреодолимой силы в каждом конкретном случае. Частые экономические кризисы, вызванные различными событиями в мире, добавляют элемент непредсказуемости в осуществление гражданского оборота, подразумевающего исполнение договорных обязательств. Пандемия коронавируса COVID-19 привела к серьёзным последствиям для многих участников рынка как внутригосударственного, так и мирового. Экономические кризисы негативно сказываются на организации общественных отношений: растут панические настроения, увеличивается риск возникновения повышенной социальной напряженности, которая может вылиться в протестные акции, забастовки, беспорядки, вооруженные конфликты и иные насильственные действия. Всё это, безусловно, деструктивно влияет на исполнение обязательств. Именно поэтому сейчас многие государства, включая Российскую Федерацию, экстренно рассматривают меры поддержки различным группам участников общественных отношений - крупным компаниям, малому и среднему бизнесу, физическим лицам и т. д. [16].

Однако непреодолимая сила - с точки зрения действующего российского гражданского законодательства - это по общему правилу не основание для прекращения или изменения гражданско-правового обязательства. Непреодолимая сила, т.е. чрезвычайные и непредотвратимые при данных условиях обстоятельства, в гражданском законодательстве - это основание для освобождения от ответственности (ст. 401 ГК РФ), и не более того.

В результате для бизнеса и граждан, оказывающих услуги и выполняющих работы гражданско-правового характера, складывающаяся ситуация абсолютно неблагоприятна. Здесь можно говорить как о прямом влиянии ситуации (решений органов власти) на исполнение возникших обязательств (запрет, приостановление), так и о косвенном («режим самоизоляции»).

При этом делать общие выводы в отношении любых обязательств гражданско-правового характера сложно. В абсолютном большинстве случаев при возникновении спора и неурегулировании его в обоюдовыгодном порядке распространение коронавируса как обстоятельство, влияющее на возможность исполнения обязательства в целом или на его надлежащее исполнение, будет рассматриваться в суде в каждом конкретном случае. Надо учитывать, что есть акты, где невозможность реализации договора в установленные в нем сроки в результате возникновения обстоятельств непреодолимой силы служит основанием для формирования предложения одной стороной договора (и обязанности его рассмотреть для другой стороны) об изменении существенных условий договора. В общем, картина довольно пестрая и не вполне ясная.

Возникшая чрезвычайная (здесь это слово абсолютно уместно) ситуация демонстрирует очевидную потребность участников экономических отношений, государства в изменении подходов к определению понятия «непреодолимая сила». Основа для дискуссии и изменения подходов есть. Анализ законодательства показывает, что в нашем праве это понятие уже не используется в узком (традиционном для нашего права) значении - как основание исключения или освобождения от ответственности. Этот институт, очевидно, перерос свои «цивильные» одежды и активно используется для регулирования различных аспектов публичных правоотношений. При этом круг обстоятельств, которые могут быть признаны обстоятельствами непреодолимой силы, от закона к закону разнится. Однако специфики эпидемий вообще, равно как и эпидемий конкретных, особо опасных болезней, как чрезвычайных обстоятельств для целей их признания/непризнания непреодолимой силой законодательство не признает. Кстати, и в узком значении институт непреодолимой силы не покрывает все проблемные случаи, возникшие в связи с распространением коронавируса. Ведь п. 3 ст. 401 ГК РФ, к примеру, рассчитан на осуществление предпринимательской деятельности, использование же его для случаев нарушения нормального хода исполнения обязательств, обязанной стороной которых выступают самозанятые и обычные граждане, вызывает вопросы.

Очевидна и необходимость обсуждения системы потенциальных ограничительных мер государственного реагирования на чрезвычайные обстоятельства, и средств сглаживания их негативного влияния на экономические отношения. Государство обязано реагировать на чрезвычайные обстоятельства. При этом использование ограничительных мер должно быть сбалансированным, учитывающим их негативное влияние, для такого баланса должны предусматриваться необходимые правовые решения. Действующее регулирование сбалансированным признать нельзя. Именно поэтому в центре внимания юристов в условиях нынешнего кризиса - не сами обстоятельства, его породившие (обстоятельства непреодолимой силы), а последствия специальных государственных мер.

2. Услуговые обязательства и тенденции их развития в условиях пандемии

На фоне пандемии COVID-19 сфера услуг заняла особую нишу. Именно сфера услуг вскрыла недостатки законодательства и стала определяющим вектором дальнейшего развития  гражданского законодательства. Вместе с тем, Всемирной торговой организацией отмечено, что именно производительность труда и эффективность торговли, в т.ч. в сфере услуг, в масштабах всей экономики будут иметь ключевое значение для восстановления экономики после пандемии. Это подчеркивает важность исследования института возмездного оказания услуг при определении тенденций развития гражданского законодательства.

21-22 октября 2021 года в Перми состоялось выездное заседание Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, где обсуждались тенденции и перспективы развития «услуговых» обязательств [22]. В ходе заседания, было отмечено, что появление главы 39 Гражданского кодекса Российской Федерации в 1996 году было ответом на возрастающую роль услуг в системе отношений потребления и потребностями гражданско-правового оформления этих отношений. Время, прошедшее после принятия данной главы, показало, что актуальность проблемы института услуг в гражданском праве не снизилась. Вместе с тем появилась необходимость оценить достаточность рассматриваемого сегмента частноправового регулирования, охватывающего, несмотря на лаконичность содержания главы 39 ГК РФ, существенную часть правоотношений гражданского оборота. Необходимость корректировки ее отдельных положений проявилась в процессе их правоприменения и доктринального освоения.

Одним из первых вопросов, который необходимо вновь поставить в рамках предполагаемой работы, является понятие услуги как правовой категории.

Следует отметить, что в статье 779 ГК РФ «Договор возмездного оказания услуг» закреплено положение, лишь в определенной мере раскрывающее понятие услуги: «По договору возмездного оказания услуг исполнитель обязуется по заданию заказчика оказать услуги (совершить определенные действия или осуществить определенную деятельность), а заказчик обязуется оплатить эти услуги».

Комментируя данные положения, большинство авторов нередко указывают на то, что услуги описаны в нем как определенные действия или деятельность, которые исполнитель обязуется совершить (осуществить) по заданию заказчика, во многом поэтому привычной является доктрина услуги как определенного действия (деятельности).

Между тем не может не учитываться и другой подход, в соответствии с которым формула «совершить определенные действия или осуществить определенную деятельность» относится не к понятию услуги, а к процессу ее оказания, что дает основания продолжить поиск существа самой услуги в тех ее неовеществлённых результатах, которыми желает воспользоваться заказчик [9].

Привычное для отечественных цивилистов сопоставление договора об оказании услуг и договора подряда сводится к тому, что за услугой не признают такого ее свойства, как овеществленный результат.

В свою очередь, значимость результата услуги трудно отрицать, ведь даже будучи не вещественным, а иным, он столь же прочно встроен в интерес заказчика по договору оказания услуг, как встроен овеществленный результат в интерес заказчика по договору подряда. Неслучайно в практике налоговых правоотношений факт оказания услуг, как правило, должен подтверждаться актом приемки-сдачи.

Другое дело, что результат оказания услуги таков, что он не может быть принят отдельно от действия (деятельности) исполнителя.

Эти и другие характеристики интересов сторон договоров о возмездном оказании услуг, характеристики предмета этих договоров, в особенности новых типов таких договоров, получивших распространение в виртуальной среде, требуют переосмысления и учета применительно ко всей модели услугового обязательства (обязательства по оказанию услуг).

Как известно, правила глава 39 ГК РФ не применяются к договорам, предусмотренным главами 37, 38, 40, 41, 44, 45, 46, 47, 49, 51, 53 ГК РФ.

Вместе с тем правила указанной главы применяются к договорам оказания услуг связи, медицинских, ветеринарных, аудиторских, консультационных, информационных услуг, услуг по обучению, туристическому обслуживанию и иных (пункт 2 статьи 779 ГК РФ).

В результате этого решения, принятого законодателем в 1996 году, глава 39 ГК РФ стала центром всей группы обязательств по оказанию услуг, хотя при этом ряд ее положений не несет нормативной нагрузки (например, п.1 ст.781), а некоторые из них конфликтуют с обновленной редакцией раздела III части первой ГК РФ. Сохранение значения главы 39 ГК РФ в системе регулирования договорных отношений требует оценки ее содержания (в том смысле, какой придает этому содержанию актуальная судебная практика) на предмет соответствия духу и букве изменений, внесенных в часть первую ГК РФ.

Кроме того, не исключено, что эта глава может быть дополнена новыми общими положениями, относящимися ко всему разнообразию услуг, кроме тех, что упомянуты в главах 37, 38, 40, 41, 44, 45, 46, 47, 49, 51, 53 ГК РФ. По-прежнему требует проработки и вопрос о том, необходимо ли включать в ГК РФ какие-либо специальные положения, регулирующие особенности оказания тех или иных отдельных видов услуг [34]. На наш взгляд, обозначенные проблемы имеют важное значение не только для теоретической разработки, но и для законотворческой практики, а также для правоприменительной сферы.

Интегральное изучение тенденций института возмездного оказания услуг позволяет выявить как положительные стороны, так и недочеты и упущения в указанной области и высказать соответствующие рекомендации и предложения.

Новые вызовы и угрозы, а также внедрение новых технологий создают, по сути, новую среду функционирования  и для страховщиков, влекут за собой трансформацию подходов к ведению бизнеса. Переход страхового бизнеса в онлайн-формат, развитие дистанционного обслуживания клиентов начали осуществляться ранее, но, с учетом событий мирового масштаба, стремительно ускоряются и открывают перед страховыми организациями новые возможности. Кроме того, не обошли стороной страховой рынок объявленная ВОЗ пандемия COVID-19 и разразившийся мировой финансовый кризис [14]. Во-первых, пандемия COVID-19 привела к тому, что отдельные страховщики, в том числе совместно с банками, достаточно быстро предложили своим клиентам услуги в виде нового страхового продукта - страхование от COVID-19. Например, программа «Коронавирус.НЕТ» СК «АльфаСтрахование» на случай выявления новых вирусных инфекций группы коронавирусов, включая COVID-19, предполагает, что при стоимости страхового полиса от 2 до 10 тыс. руб. страховая сумма составит 1 млн руб. Продукт «Антикоронавирус», предложенный клиентам Банком «Восточный» совместно с СК «Арсеналъ», предусматривает ежедневные выплаты в период нетрудоспособности от 3 до 6 тыс. руб. при страховой сумме в пределах до 1 млн руб., а при летальном исходе - страховую выплату в размере от 300 тыс. руб. до 1 млн руб. В этой связи становится актуальным и определение тенденций развития отношений в сфере страховых услуг.

В первоначальной редакции Закона, вступившей в силу с 12.01.1993, частно-правовым аспектам страхования было посвящено достаточно большое количество норм. Так, договору страхования была посвящена отдельная глава, которая продолжила свое действие при вступлении в силу части второй ГК РФ. Впоследствии законодателем были предприняты меры по исключению норм частно-правового характера и усилению публично-правового элемента, что отразилось на его новом названии - «Об организации страхового дела» (Федеральный закон от 31.12.1997 №157-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации «О страховании»). Предполагалось, что отныне страховые отношения, обладающие комплексным характером, будут разграничены на уровне нормативного регулирования: положения о договоре страхования должны были войти в текст ГК РФ, а административно-правовые нормы регулирования страховой деятельности остаться в Законе РФ «Об организации страхового дела в Российской Федерации» (далее – Закон об организации страхового дела). Несмотря на то, что законодатель исходил из диверсифицированного регулирования отношений по страхованию (публично-правовые отношения должны были находиться в сфере Закона об организации страхового дела, а частно-правовые – в ГК РФ), системного и последовательного круга источников страхового права так и не сложилось. Это обусловлено тем, что последующие изменения в Закон об организации страхового дела обладали комплексным характером, без вычленения публично-правового и частноправового компонентов. Таким образом, в текущей редакции Закона об организации страхового дела присутствуют нормы, регулирующие частноправовые аспекты. Среди них определение сторон договора страхования (статья 5), требования к форме договора страхования (статья 6.1), положения о видах страхования (пункт 2, абзацы 1 и 2 пункта 3, пункт 4 статьи 3), об обязанностях сторон договора страхования (абзац 4 пункта 3 статьи 3, пункт 6 статьи 6), об объектах страхования (статья 4), определение страхового риска и страхового случая (статья 9), страховой суммы, страховой выплаты и франшизы (статья 10), страховой премии (пункт 1 статья 11), положения о состраховании (статья 12), перестраховании (статья 13).

В действующем правовом регулировании имеется серьезная коллизия, которая оказывает существенное влияние на практику применения страхового законодательства. В доктрине страхового права отмечается необходимость устранения указанной коллизии в качестве одного из условий поступательного развития отрасли страхового права в целом.

Прежде всего, понадобится серьезный пересмотр Закона об организации страхового дела. В разделе 1 настоящей Концепции приведены примеры положений, которые предлагается перенести из Закона об организации страхового дела в ГК РФ. Сам по себе такой перенос потребует гармонизации остающихся положений Закона. Кроме того, потребуется пересмотр положений Закона об организации о форме договора страхования. Требует совершенствования статья 8 Закона об организации страхового дела о страховых посредниках. В частности, целесообразно закрепить в Законе особенности гражданско-правовых отношений, возникающих между страховыми посредниками и страховщиками [17]. Следует рассмотреть вопрос о праве страховых брокеров представлять в рамках одной страховой или перестраховочной сделки обеих её сторон, о праве страховых организаций оплачивать услуги страховых брокеров даже в ситуации, когда изначально страховой брокер представлял интересы страхователя. Кроме того, необходимым будет сопоставление положений законов, регулирующих отдельные виды обязательного и добровольного страхования, с измененными положениями ГК РФ для выявления возможных расхождений (в частности, связанных с определением страхового случая) и внесения в них изменений.

Следует дополнительно отметить, что одним из элементов закона, вводящего обязательное страхование, согласно пункту 4 статьи 3 Закона об организации страхового дела являются последствия неисполнения (ненадлежащего исполнения) обязательств субъектами страхования. В то же время установление последствий неисполнения обязательства в случае предполагаемого введения обязательного страхования собственных имущества, жизни и здоровья либо невозможно, либо приводит к явному нарушению конституционных прав граждан (например, в случае, когда за нарушение обязанности по страхованию жилья предполагается конфискация последнего). Таким образом, расширение перечня объектов обязательного страхования за счет включения возможности обязательного страхования собственной жизни, здоровья или имущества граждан, является нецелесообразным. Такое расширение, кроме того, приводило бы к последствиям, противоречащим Конституции Российской Федерации. В то же время целесообразно поставить задачу уточнения формулировки пунктов 1, 2 и 3 статьи 935 ГК РФ. В настоящее время практическое применение этих пунктов вызывает некоторые трудности, поскольку в пунктах 1 и 3 указаны объекты, в отношении которых допускается обязательное страхование, а в пункте 2, напротив, - объекты, в отношении которых обязательное страхование не допускается [31]. Сопоставление этих пунктов может вызывать предположение, согласно которому запрет на расширение объектов обязательного страхования содержится лишь в пункте 2 статьи 935 ГК РФ, а следовательно в пунктах 1 и 3 возможные объекты обязательного страхования указаны неисчерпывающим образом. С учетом изложенной выше позиции о недопустимости расширения объектов обязательного страхования следует изменить редакцию пунктов 1-3 статьи 935 ГК РФ таким образом, чтобы подчеркнуть, что перечень объектов обязательного страхования, указанный в пунктах 1 и 3 статьи 935 ГК РФ, является исчерпывающим.

Таким образом, в неблагоприятных эпидемиологических условиях рынок услуг в сфере страхования стал адаптироваться, подвергая его структуру значительным трансформациям [18].

В целях защиты прав и законных интересов потребителей и заказчиков оценочных услуг, в том числе при заключении договоров на проведение оценки объектов, принадлежащих полностью или частично Российской Федерации, субъектам Российской Федерации и муниципальным образованиям также на законодательном уровне наметились тенденции, продиктованные современными реалиями.

Анализ представленного в третий раз текста Проекта федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «Об оценочной деятельности в Российской Федерации» в части уточнения положений, устанавливающих права и обязанности, в том числе требования при заключении и исполнении договоров на проведение оценки» позволяет сделать вывод, что в проектируемую статью 15.1.1 Закона об оценочной деятельности внесены положения, устанавливающие требования к оценщикам при оценке объектов, принадлежащих полностью или частично Российской Федерации или субъектам Российской Федерации. Кроме того, данная статья дополнена положением об обязанности оценочных компаний обеспечить конфиденциальность информации об оценке государственного или муниципального имущества. Однако Проект по-прежнему не содержит достаточного обоснования изменения действующего порядка взыскания убытков.

При этом и сами внесенные в текущий Проект изменения не лишены недостатков.

Проектируемая редакция части 5 статьи 9 Закона об оценочной деятельности по-прежнему исходит из того, что оценивать объекты, находящиеся в собственности Российской Федерации или ее субъектов, могут лишь оценочные компании. Также необходимо отметить, что закрепленная в проектируемой статье 15.1.1 Закона об оценочной деятельности обязанность обеспечить конфиденциальность информации об оценке государственного или муниципального имущества фактически не сопровождается механизмом, определяющим порядок реализации такой обязанности и последствия ее несоблюдения. Это обстоятельство делает обязанность заведомо неисполнимой.

Как следует из текста проектируемой статьи 15.1.1 Закона об оценочной деятельности, обязанность по обеспечению конфиденциальности информации распространяется на оценочные компании. Однако при этом ничего не говорится об оценщиках, занимающихся частной практикой, что порождает вопрос о том, должны ли они соблюдать требование об обеспечении конфиденциальности подобной информации [29].

Уже сейчас можно наблюдать «глобализацию» отношений об оказании услуг, понимаемую в смысле: появления услуг, которые удовлетворяют потребности разных субъектов; расширения круга объектов услуг; увеличения отношений возмездного оказания услуг, осложненных иностранным элементом.

Безусловно, объективные предпосылки ведут к дифференциации режимов правового регулирования, появлению новых и новых правовых институтов [19]. Однако на данном этапе представляется целесообразным усилить общие положения главы 39 ГК РФ, что, впрочем, не исключает параллельного развития нормативных положений, регулирующих отдельные виды договоров возмездного оказания услуг, в первую очередь на уровне источников, гражданского законодательства. В частности, речь идет о дополнении главы 39 ГК РФ следующими статьями: «Сроки выполнения услуги», «Порядок оплаты услуги», «Приемка выполненных услуг заказчиком», «Качество услуги», «Права и обязанности сторон», «Гарантии прав заказчика».

Кроме того, В последнее время все более широкую нишу на рынке занимают т.н. «наукоемкие услуги», для которых требуются специальные технические, экономические, управленческие знания. Данная наметившаяся в экономике тенденция должна привести к определенной интеграции в правовом регулировании как отношений, которые связаны с возмездным оказанием услуг, так и правовых режимом охраны объектов интеллектуальной собственности, с которыми данные услуги тесно связаны. Речь идет о таких наукоемких услугах, как эффективный менеджмент, инжиниринг, телекоммуникационные, информационные, маркетинговые исследования и пр.

Многие услуги уже сейчас оказываются при помощи программных продуктов. Соответственно, электронная коммерция в сфере услуг будет обращать все более пристальное внимание к проблемам специфики правового режима заключения сделок в сфере возмездного оказания услуг с использованием электронного документооборота. Возрастет роль правовой защиты баз данных, которые содержат информацию, затрагивающую личные неимущественные права граждан. Таким образом, объект информационных услуг и способы передачи этой информации должны быть урегулированы более тщательно.

Дальнейшая обстоятельная теоретическая проработка необходима вопросу о возможности объединения правовых институтов, которые регулируют отношения в сфере возмездного оказания услуг, в единый раздел в структуре ГК РФ, в рамках которого можно было бы образовать некую «общую часть», объединяющую нормы, характерные для всех договоров возмездного оказания услуг. В этом смысле полезной является наработка нормативного материала и практики его применения в рамках главы 39 ГК РФ, на базе которой представляется возможным сформировать «общую часть» будущего раздела. Однако такой пересмотр структуры ГК РФ требует взвешенного, теоретически обоснованного подхода, а также учета сложившихся традиций нормативно-правового регулирования отношений возмездного оказания услуг, получивших в ГК РФ устойчивый договорной тип в рамках отдельной главы.

3. Новые контуры гражданского права в эпоху цифровых технологий

Распространение коронавирусной инфекции COVID-19 повлияло на ускорение реализации накопленного потенциала использования цифровых технологий. В связи с этим, гражданское право как отрасль права, не может игнорировать стремительное развитие новых технологий, с учетом того, что  в целом ГК РФ продолжает сохранять значение стержневого акта в части регулирования гражданско-правовых отношений.

В мире насчитывается около двухсот независимых государств, тысячи разных культур и языков. Но цифровые технологии, повлекшие четвертую индустриальную революцию, не знают границ. Цифровые технологии при разумном подходе позволяют нейтрализовать многократно увеличившуюся сложность технических условий жизни людей и вернуть им возможность самореализации в социуме, способствуя повышению эффективности гражданско-правового обеспечения их имущественных и личных неимущественных интересов. Мир входит в новую индустриальную эру, которую характеризуют такие стремительные темпы развития, каких еще не знало общество. Россия, как и большинство стран, стимулирующих развитие цифровой экономики, формирует соответствующую базу - стратегию, которая ставит целью формирование в России общества знаний, т.е. общества, в котором преобладающее значение для развития гражданина, экономики и государства имеют получение, сохранение, производство и распространение достоверной информации с учетом стратегических национальных приоритетов страны.

Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 - 2030 годы, утвержденная Указом Президента РФ от 9 мая 2017 г. № 203 [5] апеллирует такими дефинициями как: электронная демократия, электронное правительство, электронное взаимодействие участников экономической деятельности, информационное общество и т.д.

1 октября 2019 г. вступили в силу1 ст. 141.1 и новая редакция ст. 128 Гражданского кодекса РФ, дополнившие отечественную цивилистику новым объектом гражданских прав - цифровыми правами. Указанные поправки создали основы для регулирования отношений в рамках цифровой экономики. Обращает на себя внимание то, что законодатель поставил цифровые права в один ряд с традиционными объектами гражданских прав, а именно с имущественными правами, включающими безналичные денежные средства и бездокументарные ценные бумаги (п. 1 ст. 128 ГК РФ).

На фоне такой тенденции необходимо адекватное понимание того, что происходит, переосмысление целей и задач гражданского права как отрасли, составляющих основу ее правового регулирования. Поэтому необходимо заново задать ряд общих вопросов, ответы на которые, казалось, кажутся сами собой понятными.

Как будут реагировать на «цифровую эпоху» гражданские отношения, основанные на юридическом равенстве, свободном волеизъявлении, имущественной самостоятельности их участников. Сегодня вопрос возникает не в том, повлияют ли нововведения, вызванные цифровыми технологиями на гражданские отношения, а в том, как именно они на них отразятся. Ведь глобализационные процессы, обусловливающие внедрение цифровых технологий, создают новую среду для правового регулирования и требуют соответствующих законодательных решений. Но, несмотря на это, однозначно: развивается новая модель взаимоотношений в сфере имущественных и личных неимущественных прав, которая несет в себе как новые вызовы, так и соответствующие угрозы. Развитие цифровых технологий, связанное с формированием новой этики, новой морали во взаимоотношениях между людьми, порождающей не только ряд правовых, но и морально-этических проблем, поэтому это огромный вызов для правовой системы в целом.

В современных реалиях необходимо чёткое и эффективное законодательное регулирование цифровых технологий. Очевидно, что с точки зрения юридической техники все базовые понятия цифровой экономики в будущем должны быть закреплены в ГК РФ во избежание множества коллизий при практической реализации цифровых технологий в гражданско-правовых отношениях. Однако в настоящее время цифровая экономика пребывает в стадии своего становления и динамичного развития. В хозяйственной практике еще не сформировались окончательно многие современные экономические и технологические модели отношений. В связи с этим представляется преждевременным декларативное закрепление базовых понятий цифровой экономики в ГК РФ как кодификационном акте, поскольку они еще не являются устоявшимися не только в юридической науке и практике, но и в экономике [6].

В условиях развития информационного общества необходимо учитывать те факторы, которые естественно присущи гражданскому праву как отрасли: предмет, метод, функции, принципы правового регулирования и т.п., без которых невозможно совершенствовать правовое регулирование. Цифровые технологии не должны оказывать негативное влияние  на исторически сложившиеся концептуальные устои и должны нести преемственность в гражданское право как отрасль. Возникает вопрос: сможет ли гражданское законодательство путем существенных и коренных изменений защитить права субъектов гражданского правоотношения? Очевидно, что цифровые технологии изменят характер взаимоотношений между людьми в реализации имущественных и неимущественных прав, изменят «гражданский ландшафт», что приведет к изменению всех сфер общественной жизни в целом.

В последнее десятилетие цифровые технологии изменили способ ведения бизнеса в разных отраслях. Так, в 2016 г. международная организация по стандартизации (ISO) создала специальный комитет для разработки стандарта технологии блокчейн. В него вошли и несколько представителей от России. Блокчейн применим в области права, если конкретную задачу (сделку, операцию или набор операций) можно изложить в форме алгоритма. Он позволяет автоматизировать транзакции, не используя при этом третью сторону; является технологией распределенных регистров, которые предназначены для защиты от несанкционированного доступа и создания записей, в которые невозможно внести корректировки.

Блокчейн может применяться во всех сферах, где есть пошаговые правила поведения: внесение записей о переходе права собственности или обременениях на недвижимое имущество, акции или доли хозяйственных обществ, удостоверение документов и сделок, проведение финансовых операций, предоставление сведений из публичных реестров и так далее. Технология может использоваться для автоматизации подобных процессов в любой организации, будь то работа со стандартными документами, договорами, фиксация юридически значимых сообщений, определенных событий или действий. С ее внедрением потребность в юристах для выполнения технической работы в области документооборота может существенно снизиться или сойти на нет. Речь не идет об автоматизации права как явления, а о возможности оптимизации и дигитализации процессов в областях, где нет необходимости привлекать специалистов для решения задач, с которыми может справиться компьютер [3].

Распространение электронных средств коммуникации привело к ускорению и облегчению процессов, связанных, в том числе, с коммерческой деятельностью. Наряду с этим, необходимо отметить, что появление новых средств передачи информации привело к возникновению целого ряда проблем, без решения которых сфера электронной коммерция не могла бы полноценно функционировать и развиваться. Тем самым, из таких проблем необходимо выделить вопрос безопасности совершаемых сделок, который заключается, с одной стороны, в идентификации личности, которая является субъектом электронной коммерции, с другой - в сохранении целостности электронных документов, а также их защиты от несанкционированного изменения, подделки, копирование и т.д. В настоящее время, одним из самых распространенных средств такой защиты, как в условиях российской действительности, таки во всем мире является использование электронной цифровой подписи (ЭЦП), которая посредством специального программного обеспечения подтверждает достоверность информации, содержащейся в электронном документе, а также факт подписания документа конкретным лицом.

Эффективность цифровых подписей очевидна, ведь цифровые подписи, добавленные в документ, обеспечивают его безопасность, поскольку его невозможно скопировать. Любые электронные подписи должны соответствовать четким требованиям безопасности, которые предусмотрены законодательством. Безопасность - главный приоритет системы «Е-Контракт». Через цифровые подписи российские и международные субъекты договоров могут заключить договор и ускорить процесс его подписания Технология изменила способ управления контрактами и их архивирование. Реализация цифровых подписей позволяет партнерам знать, что их контрагент имеет новейшие технологии, когда дело доходит до оформления.

Согласно Федеральному Закону «Об электронной подписи» от 06.04.2011 № 63-ФЗ электронной подписью является реквизит электронного документа, полученный в результате криптографического преобразования информации с использованием закрытого ключа подписи и позволяющий проверить отсутствие искажения информации в электронном документе с момента формирования подписи, принадлежность подписи владельцу сертификата  ключа подписи (авторство), а в случае успешной проверки  подтвердить  факт подписания электронного документа [4].

Электронная цифровая подпись по своему правовому статусу может приравниваться к собственноручной подписи только в случае, если будут выполнены следующие условия: электронная цифровая подпись подтверждена с использованием усиленного сертификата ключа с помощью надежных средств цифровой подписи; во время проверки использовался усиленный сертификат ключа, действующий на момент наложения электронной цифровой подписи; личный ключ подписчика соответствует открытому ключу, указанном в сертификате.

Таким образом мы видим, что полноценным заменителем собственноручной подписи ЭЦП будет выступать только в случае, если используется усиленный сертификат ЭЦП для подтверждения и проверки подписи. Актуальным в этом разрезе является вопрос признания сертификатов ключей ЭЦП, выданных в других странах, что, очевидно, определенным образом тормозит развитие международной торговли с использованием сетей электросвязи. Следует также отметить, что именно иностранные компании являются мировыми лидерами в области использования электронных цифровых подписей из-за наличия более развитой инфраструктуры и совершенного законодательства в этой сфере, которое по сравнению с российским существенно упрощает процедуры получения и использования ЭЦП. До 2016 года использование ЭЦП в Европейском Союзе регулировалось Директивой ЕС «О порядке использования электронных подписей в Европейском Сообществе» 1999/93/ЕС, устанавливающий минимально необходимые требования к использованию электронных подписей населением. Имплементация положений указанной Директивы привела к тому, что 47% населения ЕС пользуются средствами электронных публичных услуг, большинство из которых доступны в Интернете. В 2014 году был принят Регламент (ЕС) №910/2014 Европейского парламента и Совета от 23 июля 2014 года об электронной идентификации и доверительных услугах для электронных транзакций на внутреннем рынке. Согласно преамбуле, основными факторами принятия этого Регламента было стремление повысить уровень доверия к электронным транзакциям путем внедрения общих принципов безопасности электронных операций между гражданами, органами государственной власти и бизнесом.

Другой целью было приближение законодательства стран-членов ЕС по этой отрасли для устранения барьеров экстерриториального использования средств электронной идентификации как минимум при пользовании публичными сервисами. С принятием Регламента был расширен перечень средств электронной идентификации, а также проведено их разграничение по уровню удостоверения.

В России, в октябре 2021 года стало известно, что в 2022 году планируется так называемый переходный период для электронных доверенностей, а именно: сотрудники могу использовать их, а могут работать по старым правилам. Для наглядности приведем пример нововведения, а именно то, что Федеральный закон № 63-ФЗ «Об электронной подписи» с 01.01.2022 года для организации использования квалифицированной электронной подписи индивидуальному предпринимателю и юридическому лицу предусматривает следующее:

1. Данной категории необходимо получение одного квалифицированного сертификата в Удостоверяющем центре ФНС России (далее - квалифицированного сертификата юридического лица (индивидуального предпринимателя)). Учитывать следует и то, что в качестве владельца такого сертификата, в том числе указывается физическое лицо, действующее от имени юридического лица (индивидуального предпринимателя) без доверенности. Таким образом, данный квалифицированный сертификат предназначен для простановки квалифицированной электронной подписи юридического лица.

2. Если мы говорим о юридическом лице, то оно является оператором информационной системы, которая осуществляет автоматическое создание (проверку) электронной подписи в электронных документах, то для такой информационной системы также потребуется получение квалифицированного сертификата в Удостоверяющем центре ФНС России. В качестве владельца такого сертификата указывается наименование юридического лица без указания физического лица, действующего от имени юридического лица без доверенности.

3. Обязательно требуется получение квалифицированных сертификатов на всех сотрудников, действующих от имени юридического лица по доверенности, в Удостоверяющем центре, аккредитованном по новым требованиям. Например, компания ООО «Газинформсервис», полностью соответствующая новым требованиям 63-ФЗ, завершает процедуры аккредитации в роли Удостоверяющего центра по новым требованиям. При этом ООО «УЦ ГИС» в роли эксклюзивного дистрибутора, наделено со стороны ООО «Газинформсервис» всеми правами и полномочиями проводить необходимые мероприятия по оказанию услуг, поставке оборудования и программного обеспечения требуемых для обеспечения клиентов квалифицированными сертификатами.

4. Необходимо выпустить электронные доверенности на всех сотрудников, действующих от имени юридического лица (индивидуального предпринимателя) по доверенности, подписав их квалифицированной электронной подписью юридического лица (индивидуального предпринимателя). Разработка подзаконных актов, определяющих формат и порядок использования электронных доверенностей, ведется соответствующими государственными структурами в настоящий момент. Также для реализации данного изменения операторы информационных систем (государственных порталов, электронных торговых площадок, систем электронного документооборота и т.п.) должны провести доработку и адаптацию прикладного программного обеспечения.

Если раньше электронная подпись выдавались сотрудникам и в них прямо указывалась организация, то с 1 января 2022 года подписывать документы от имени организации сможет только ее руководитель, а сотрудники должны будут использовать подпись физического лица и подтверждать полномочия подписанта машиночитаемой доверенностью. Подпись физического лица можно будет использовать и для личных, и для рабочих нужд.

Заключение

В целом можно заключить, что от тенденций реформирования гражданского законодательства как закономерных направлений его развития необходимо исходить из системных тенденций реформирования гражданского законодательства, конкретизировать и развивать их применительно к отдельным направлениям развития законодательства. Эффективность реформ в сфере гражданского законодательства тесно связана с глубокой проработкой их онтологических, гносеологических, методологических оснований, формированием адекватных правоприменительных практик.

Обобщая, можно сформулировать определенные тенденции социально-политического и правового развития, заложенные или обострившиеся в период вирусной угрозы. Именно эти тенденции, если дать им закрепиться, будут определять векторы развития постпандемического мира.

К позитивным тенденциям в сфере общественно-политических отношений можно отнести:

а) активное использование телекоммуникационных и информационных технологий в сфере политических отношений, правотворчества и издания властных велений;

б) использование цифровизации как инструмента для разрешения социально-экономических проблем (дистанционное образование, удаленная работа, расширение спектра льгот, доступ к которым осуществляется в цифровой форме).

К негативным тенденциям относятся:

а) форсированная политика цифровизации, проводимая государством без учета готовности региональной инфраструктуры и уровня компьютерной грамотности населения;

б) коммерческое использование персональных данных индивидов без их согласия и без эффективных механизмов защиты персональных данных граждан;

в) снижение стандартов качества правотворческих процедур и подмена законодательного регулирования властными административными решениями.

Сейчас есть возможность критически оценить имеющийся опыт регулирования и принять меры, чтобы не позволить негативным тенденциям закрепиться. В поствирусном мире придется задуматься о степени искусственности, жизнеспособности и перспективности многих моделей политического, экономического и правового развития, провозглашаемых как образец в современных документах стратегического планирования.

Список литературы:

1. Гражданский кодекс Российской Федерации. Части первая, вторая, третья и четвертая. Текст с изменениями и дополнениями на 1 октября 2021 года. - М.: Эксмо, 2021. - 640 с.
2. Федеральный закон от 21.12.1994 № 68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера». - URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_5295/ (дата обращения: 18.10.2021).
3. Федеральный закон от 30.03.1999 № 52-ФЗ «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения». - URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_22481/ (дата обращения: 18.10.2021).
4. Федеральный закон от 06.04.2011 № 63-ФЗ «Об электронной подписи». - URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_112701/ дата обращения: 15.11.2021).
5. Указ Президента РФ от 09.05.2017 № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 - 2030 годы». - URL:  http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_216363/ (дата обращения: 13.11.2021).
6. Агибалова Е.Н. Цифровые права в системе объектов гражданских прав // Юридический вестник Дагестанского государственного университета. - 2020. - №1. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/tsifrovye-prava-v-sisteme-obektov-grazhdanskih-prav (дата обращения: 15.11.2021).
7. Анненков К.Н. Система русского гражданского права. Т. 3: Права обязательственные. - СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1901.
8. Архипов Д.А. Опыт теории риска в договорном обязательстве // Актуальные проблемы гражданского права: сборник статей. Вып. 9 / под ред. О.Ю. Шилохвоста. - М.: Норма, 2005.
9. Атакуева М.Т. Проблемы соотношения понятий «Работы» и «Услуги» // Проблемы экономики и юридической практики. - 2012. - №4. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problemy-sootnosheniya-ponyatiy-raboty-i-uslugi (дата обращения: 15.11.2021).
10. Бовт Г. «Русский тоталитаризм» куда-то делся - URL: https://www.vedomosti.ru/opinion/ articles/2020/10/13/843152-russkii-totalitarizm (дата обращения: 13.11.2021).
11. Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров: комментарий. - М.: Юрид. лит., 1994.
12. Гайворонская Я.В., Мирошниченко О.И., Шакиров С.Ш. Тенденции и уроки антикризисного правового регулирования в период пандемии COVID-19 // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. - 2021. - № 2.
13. Два «коронавирусных» обзора Верховного суда: как их применяют на практике. Право.ру. 21 мая 2020 г. - URL: https://pravo.ru/story/221892/ (дата обращения: 13.11.2021).
14. Дедеева С.А., Казыев С.Н. Особенности страхового рынка в условиях пандемии COVID-19 // Символ науки. - 2020. - №12-1. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-strahovogo-rynka-v-usloviyah-pandemii-covid-19 (дата обращения: 15.11.2021).
15. Дзюба И.А. Об институте ограничения и освобождения от ответственности за неисполнение договорных обязательств вследствие действия непреодолимой силы // Современное право. - 2003. - № 9.
16. Ковалев В.А. Феномен непреодолимой силы: понятие, признаки, актуальность темы в текущей социально-экономической ситуации // Молодой ученый. - 2020. - № 13 (303).
17. Концепция развития положений части второй Гражданского кодекса Российской Федерации о договоре страхования (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 25.09.2020 № 202/оп-1/2020). - URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_366842/ (дата обращения: 15.11.2021).
18. Мариничева Е.А. Трансформация структуры рынка страхования в условиях пандемии: институциональные аспекты // Финансовые рынки и банки. - 2021. - №5. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/transformatsiya-struktury-rynka-strahovaniya-v-usloviyah-pandemii-institutsionalnye-aspekty (дата обращения: 15.11.2021).
19. Матова И.С. Перспективы развития института возмездного оказания услуг в современном гражданском законодательстве // Законность и правопорядок в современном обществе. - 2016. - №29. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/perspektivy-razvitiya-instituta-vozmezdnogo-okazaniya-uslug-v-sovremennom-grazhdanskom-zakonodatelstve (дата обращения: 15.11.2021).
20. Мейер Д.И. Русское гражданское право. В 2-х частях: По исправленному и дополненному 8-му изданию, 1902 г.. Ч. 1 / Редкол.: Ем В.С., Козлова Н.В., Корнеев С.М., Кулагина Е.В., Панкратов П.А., Суханов Е.А. - М.: Статут, 1997.
21. Михайлов С.В., Пономарева Н.В., Прудникова Л.Б. Блокчейн в современном правоприменении // Философия права. - 2019. -№1 (88). - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/blokcheyn-v-sovremennom-pravoprimenenii (дата обращения: 15.11.2021).
22. О проекте федерального закона № 47538-6/51 «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» (О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации) (о недвижимых вещах). - URL: http://www.consultant.ru/law/hotdocs/12976.html/ (дата обращения: 15.11.2021).
23. Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 1: утв. Президиумом Верховного Суда РФ 21 апреля 2020 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. - 2020. - № 5.
24. Павлодский, Е.А. Случай и непреодолимая сила в гражданском праве. - М.: БЕК, 2010.
25. Пермяков А.В. К вопросу о состояниях в праве // Юридическая наука и правоохранительная практика. - 2011. - № 3 (17).
26. Пермяков А.В. К вопросу о понятии «Непреодолимая сила»: история и современность // Вестник Саратовской государственной юридической академии. - 2012. - № 5.
27. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Ч. 1 / Науч. ред.: Ем В.С. - М.: Статут, 2002.
28. Постановление Конституционного Суда РФ от 25 декабря 2020 г. № 49-П «По делу о проверке конституционности подпункта 3 пункта 5 постановления Губернатора Московской области «О введении в Московской области режима повышенной готовности для органов управления и сил Московской областной системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций и некоторых мерах по предотвращению распространения новой коронавирусной инфекции (С0УГО-2019) на территории Московской области» в связи с запросом Протвинского городского суда Московской области». - URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_372430/ (дата обращения: 13.11.2021).
29. Проект федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «Об оценочной деятельности в Российской Федерации». - URL:  https://privlaw.ru/povestka-62/ (дата обращения: 15.11.2021).
30. Пухан И., Поленак-Акимовская М. Римское право: базовый учебник / пер. В.А. Томсинова и Ю.В. Филиппова; под ред. В.А. Томсинова. - М.: ЗЕРЦАЛО, 1999.
31. Расширение перечня объектов обязательного страхования (статьи 927, 935 ГК РФ). -URL: https://sudact.ru/law/kontseptsiia-razvitiia-polozhenii-chasti-vtoroi-grazhdanskogo-kodeksa/7/ (дата обращения: 15.11.2021).
32. Треть россиян считают чрезмерными ограничения в связи с коронавирусом. - Информационный бизнес-портал РБК. - URL: https://www.rbc.ru/society/29/04/2020/5ea863599a794749aa07be3f (дата обращения: 13.11.2021).
33. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изд. 1907 г.). - М.: Спарк, 1995.
34. Энциклопедия решений. Качество оказываемых услуг. URL: http://base.garant.ru/58075006/#friends (дата обращения: 15.11.2021).