К ВОПРОСУ О ПРИЗНАНИИ ТРАСТОВ В ЗАРУБЕЖНЫХ ЮРИСДИКЦИЯХ

К ВОПРОСУ О ПРИЗНАНИИ ТРАСТОВ В ЗАРУБЕЖНЫХ ЮРИСДИКЦИЯХ

Кищенко Егор Викторович

аспирант, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова,

РФ, г. Москва

Траст выступает детищем англо-саксонского права, вверяющим в руки учредителя (settlor) полномочия по делегированию права собственности на имущественные активы доверительному собственнику – трасти (trustee), а право получения дохода от переданного имущества – бенефициару (beneficiary).

Востребованность траста обусловлена его гибкостью в качестве рычага структурирования владельцами наличествующих у них значительных активов, прежде всего, в целях наследственного планирования. Траст выступает потенциально эффективным рычагом поддержки несовершеннолетних, нетрудоспособных и недееспособных членов семьи после ухода из жизни их кормильца. Важным достоинством данной конструкции является также оптимизация налогового бремени в аспекте наследования активов [1].

Законодательная конструкция английских трастов сопровождается императивным закреплением лишь некоторых четко оговоренных условий, например, наличие трасти. В целом же учредитель свободен в создании любой оптимальной для него модели траста, вбирающей в себя такие элементы как протектор, комитет по финансовым вопросам и т.д.

Не оспаривая отмеченные выше преимущества наследственного траста, укажем, что они проявляются в полной мере лишь при условии известности всех компонентов данной правовой модели (учредитель, трасти, бенефициары, и т.д.) правовой системе того или иного государства [2, с.102]. В противном случае велики риски возникновения коллизий между институтом наследственного фонда и законоположениями конкретной страны.

В контексте анализируемой проблемы особую важность имеет Гаагская конвенция о праве, применимом к трастам и их признании 1985 г. [3]. Данный документ объективирует собой инструмент нивелирования наиболее спорных аспектов соотношения наследственных фондов и юрисдикций, не воспринимающих саму концептуальную идею траста.

Спектр стран-участников данной Конвенции весьма внушителен (к примеру, Канада, Кипр; Италия; Лихтенштейн; Швейцария; Великобритания и т.д.). Ее авторитетность доказывает тот факт, что в правовой практике весьма распространенным является апеллированием к изложенным в ней позициям в рамках рассмотрения дел не в странах-членах Конвенции.

Показателен пример, когда испанский Верховный Суд, разрешая спор об обязательной доле в наследстве, квалифицировал созданный траст согласно Конвенционным положениям [4, с. 213].  Более того, в ряде юрисдикций национальная законодательная база была дополнена положениями, практически идентичными тем, которые закреплены в Конвенции. Так, Бельгийский Кодекс МЧП (глава 12) практически дословно воспроизводит текстуальное содержание Конвенции.

Пожалуй, одним из неоспоримых достоинств анализируемого документа выступает объединение в составе ее участников стран из различных правовых систем, поскольку тем самым существенно упрощается процесс признания трастов и идентификация применимого к ним права.

Признание траста следует трактовать как его наделение признающей юрисдикцией полным объемом правомочий, которые априори предусмотрены для него. Если, к примеру, в Швейцарии, предметом анализа суда будет вопрос о выплате выгодоприобретателям дохода из имущественных активов английского траста, вопросами первоочередного значения будут возможность квалификации траста именно в статусе траста, а также установление спектра правомочий трасти согласно законодательству Англии (в частности, Trustee Act, 1925).

Учитывая объективные различия между правовым регулированием стран, в Конвенции регламентирован перечень признаков, наличие которых обязывает государство признать траст. Это, в частности:

- имущественная обособленность трастовой структуры;

- юридическим собственником переданных в траст активов выступает трасти или другой управомоченный им субъект;

- трасти наделен спектром прав и обязанностей в отношении имущества согласно трастовым условиям или специально закрепленным законом требованиям;

- трасти по своей функциональной нагрузке позиционируется именно в этом статусе и способен выступать в данном качестве перед любыми официальными структурами;

- трастовые активы исключены из состава конкурсной массы трасти, признанного банкротом, а также не включается в его наследственное имущество;

- возможность истребования имущества в случае нарушения трасти согласованных условий или отчуждения им активов траста [5, с.38].

В контексте вопроса признания зарубежных трастов ключевое значение имеет вопрос применимого права, поскольку именно согласно избранным законоположениям будет осуществляться вся деятельность траста и определяться спектр полномочий лиц, причастных к нему (прежде всего, трасти и бенефициаров).

В Гаагской Конвенции установлено правило о том, что применимое право определяется самим учредителем в трастовом договоре. Развитая правовая практика, в особенности предполагающая трансграничный характер применения, обусловливает включение в договор положений о праве, подлежащем применению, и способе нивелирования возможных разногласий.

Но если данный вопрос был обойден стороной (к примеру, если образуемый траст выступает «обрамлением» отношений с номинальным лицом), то применению будут подлежать правила места территориального расположения траста (в зависимости от воспринятого подхода таковым может быть государство, где находится «управляющий цент» траста; страна, где сосредоточены его активы; место, где находится сам трасти и т.д.).

Важно учитывать тот факт, что применимое право не влияет на правовую силу акта, утвердившего траст, что особенно актуализируется применительно к завещаниям, утвердившим траст. В данном аспекте иллюстративно высказывание авторитетного специалиста в сфере трастов Дэвида Хайтона, который трасты сравнил с ракетами, в то время как акты, учредившие их, с пусковыми установками [6, с.38].

К предметной сфере регулирования Конвенции 1985 г. отнесены только «ракеты», в то время как правовая сила учредительных документов может базироваться как на положениях законодательства страны ведения спора (наследственного дела) либо страны составления акта, так и определяться согласно иным международным договорам.

И хотя Конвенция располагает довольно обширным спектром инструментов, которые дают возможность легитимировать трасты в юрисдикциях нетрастового характера, в ней закреплен ряд исключений, требующих учета. В частности, суд вправе ориентироваться на собственные коллизионные нормы по вопросу о применимом праве в вопросах наследственных прав по завещанию и закону и, особенно, в вопросах обязательной и супружеской долей.

В рамках рассмотрения вопроса о взаимодействии трастов и зарубежных нетрастовых юрисдикций, не участвующих в Конвенции, важно выделить ряд наиболее распространенных проблем в данной сфере.

Не оспаривая прогрессивного характера Конвенции, все-таки необходимо констатировать, что подавляющее число государств не осуществили ее ратификацию, что лишает ее какого-либо обязательного правового значения для них. В данном случае неизбежно возникает вопрос о том, будут ли способны правоприменители, опираясь на собственную законодательную основу, понять, что речь идет о трасте [7].

Как видится, велики риски того, что судьи или нотариусы предпочтут квалифицировать траст в качестве договорной конструкции (доверительного управления, дарения и т.д.). То есть ими будет предпринята попытка «оживления трастовой конструкции», однако предугадать право, подлежащее применению, проблематично.

Исключением являются ситуации, когда траст имеет объективно мошеннический характер и вступает вразрез с правами обязательных наследников по местному законодательству. Последняя ситуация на практике весьма распространена, и Гаагская Конвенция не помогает ее урегулировать, поскольку ст. 15 устанавливает диспозитивное правило о применении судами местных нормативных положений по данному вопросу.

Применительно к вопросу о возможности признания зарубежного траста в России многие исследователи высказываются скептически. С малой долей вероятности бенефициар адресует в российский суд соответствующее заявление. В большинстве ситуаций суд откажет в принятии дела к своему производству по причине отсутствия в России имущества или отделения ответчика. Если же спор и будет рассматриваться, исход будет трудно предсказуем.

В теории суд, базируясь на российских коллизионных положениях, придет к выводу о необходимости применения в рамках рассмотрения дела по существу английского права. Однако впоследствии отсутствует ясность по вопросу о признании решения российского суда в стране, где находится доверительный собственник.

С учетом обозначенных вероятных трудностей указанные споры передаются на рассмотрение суда по месту учреждения траста. Российская практика правоприменения не располагает такими примерами.

С учетом реалий последних лет сомнительны перспективы ратификации Россией Гаагской конвенции 1985 г., равно как и маловероятно принятие в ближайшей перспективе какого-либо трастового законодательства – как наглядно демонстрирует исторический опыт, предыдущий Указ Президента Российской Федерации от 24.12.1993 г. № 2296 «О доверительной собственности (трасте)» [8] был полон пробелов и коллизий, что делало его практически нежизнеспособным.

Помимо прочего, серьезным барьером для применения россиянами трастовых моделей зарубежных стран и признания подобного траста в России выступают императивные правила об обязательной наследственной доле. Ввиду изложенного, при возникновении спорных ситуаций отечественные суды, скорее, отвергнут зарубежный траст в той мере, в какой он вступает в противоречие с правами обязательных наследников.

В то же время, данная задача в теории может быть решена посредством грамотного изначального структурирования активов и их последующего перемещения в правовую плоскость англо-саксонской правовой семьи, чья приверженность трасту не подлежит сомнению. Целесообразным видится первоначальный перевод владения бизнесом на классический оффшор или, к примеру, кипрскую компанию с последующей передачей соответствующих акций в траст.

Резюмируя изложенное, укажем, что условиях многополярного мира с исключительным плюрализмом экономических взаимосвязей, ситуация, когда институты, присущие одной правовой системы, абсолютно чужды другой, однако используются в ней, не является чем-то экстраординарным.

Обращение к зарубежным источникам позволяет заключить, что трасты уверенно приобретают позиции одного из самого востребованных правовых механизмов для владельцев крупных активов ввиду ряда несомненных преимуществ. Вместе с тем, практику его признания нельзя назвать гармоничной и унифицированной, что вполне закономерно ввиду априорной невозможности инкорпорация «чистой» английской конструкции траста государствами, примыкающими к романо-германской правовой семье.

Гаагская Конвенция о праве, применимом к трастам, и их признании выступила в качестве стержневого акта, в котором нашел свою объективацию длительный опыт развития функционирования трастовой модели отношений в Великобритании.

Конвенция целенаправленно сформулирована по типу «рамочного договора», позволяющего странам адаптировать ее к собственной специфике. Ставка была также сделана на динамично развивающуюся судебную практику, устраняющую коллизионные аспекты без ущерба собственному правопорядку. Однако, как можно заключить, в данном отношении всем правопорядкам, в особенности, России, предстоит длительный путь, прежде чем траст сможет раскрыть в полной мере потенциал, заложенный в нем.

Список литературы:

1. Признание наследственных трастов в Европе // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https://gsl.org/ru/press (дата обращения: 29.12.2022).
2. Мазаева А.В. Доверительное управление и траст: опыт стран континентального права // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения.  - 2018.  - №5. - С. 99-105.
3. Гаагская конвенция о праве, применимом к трастам и их признании 1985 г. // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https:// base.garant.ru/71882158/ (дата обращения: 27.12.2022).
4. Белов В.А. Наследственное право: учебник для вузов. - 3-е изд., перераб. и доп. - Москва: Издательство Юрайт, 2023. - 878 с.
5. Паничкин В.Б. Англо-американское трастовое право: монография. - М.: Проспект, 2020. - 154 с.
6. Касаткина А.С. Гаагская конвенция о праве, применимом к трастам, и их признании // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. - 2016. - № 14. - С. 37-48.
7. Русак Д.А. Как использовать траст с точки зрения законодательства России? // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https://internationalwealth.info/offshore-foundations-trusts/trust-in-russia-legislation/ (дата обращения: 03.01.2023).
8. Указ Президента РФ от 24 декабря 1993 г. № 2296 «О доверительной собственности (трасте)» (прекратил действие) // Собрание актов Президента и Правительства РФ. 1994. № 1. Ст. 6.